Фрэнк молчит. Слышно только его тяжелое дыхание.
– Она написала, что этот кто-то намеренно подстроил взрыв в доме ее родителей. Но насколько я помню, ты говорил, что они погибли при пожаре. Разве не так?
Его дыхание учащается, из-за чего он вновь закашливается.
– Фрэнк, ты меня слышишь?
– Да. – Он прочищает горло.
– Так что скажешь? – Он не отвечает, и в животе у меня все завязывается узлом. – Почему ты молчишь?
Тишина продолжается. Я гадаю, не упал ли он в обморок, но затем до меня вновь доносится его тяжелое дыхание.
– Фрэнк, ты все это знал?
Очередная долгая неловкая пауза, после чего он наконец-таки отзывается:
– Да, Джейд. Я обо всем знал.
– Что? – Спиной к стене я оседаю на пол, продолжая сжимать письмо.
– В то время мы с твоей мамой дружили.
– Я знаю, что вы были друзьями, но в письме говорится, что больше она никому не рассказывала. Ну, она сообщила полиции и врачам, но ей никто не поверил. – Я бегло перечитываю письмо. – Она пишет, что единственными людьми, с которыми она поделилась, были ее родители, психолог и… – я нахожу абзац и читаю его еще раз – …и журналисту в газете. – Меня пронзает догадка. – Этим журналистом был ты?
– Прежде всего я был ее другом, Джейд. Потому она мне и рассказала. Но, да, я был журналистом. Работал в газете, освещал выборы. Твоя мать надеялась, что я смогу убедить редактора напечатать ее историю и тем самым заставить того типа признаться. Но у меня ничего не вышло. Не было доказательств. За все прошедшие годы я никому и никогда не рассказывал историю твоей матери.
– Но все, кто знал, или хранили молчание, или были… – Я переворачиваю письмо.
– Убиты. – Его голос холоден. Это даже не похоже на Фрэнка.
В телефоне стоит тишина. Я с трудом обретаю голос.
– Значит, мои бабушка с дедушкой… это был не несчастный случаей?
– Нет. Тот человек знал, что они не станут молчать. К тому же их гибель была предупреждением для твоей мамы, чтобы она держала рот на замке.
– Почему он просто не убил ее? Не понимаю.
– Я тоже. Никогда этого не понимал. К счастью, он не узнал, что она обо всем рассказала мне. Иначе сейчас я бы наверняка с тобой не разговаривал.
– Фрэнк, ты меня пугаешь. Что случилось в действительности? И почему ты никогда не рассказывал мне правду? – Теперь у меня дрожат руки, и письмо падает на пол.
– Я не предполагал, что твоя мать станет втягивать тебя во все это. Если б я знал, что в том письме, то никогда бы… – Он замолкает.
– Никогда бы что? Не отдал его мне? – Я поднимаюсь на ноги. Во мне вновь бурлит гнев. – Почему ты скрывал это от меня?
– Все в прошлом, Джейд. И пусть там оно и остается. – В его тоне звучит решимость и почему-то угроза.
– Да что с тобой? Почему ты себя так ведешь? Объясни, что произошло. Моя мать была сумасшедшей, значит половина написанного наверняка неправда, верно?
– Там все правда. И твоя мать была в здравом уме, когда писала тебе письмо. Тогда она еще не начала выпивать. Она была такой же адекватной, как ты и я.
– Тогда что с ней произошло? Как она стала тем человеком, с которым я выросла? Все из-за того, что он с ней сделал? Или потому, что ее прозвали лгуньей и угрожали ей, если она расскажет правду? Я не понимаю. Только это хоть как-то оправдывает ее поведение. Она просто не выдержала, да?
– Не в том дело. Твоя мать была одной из самых сильных женщин, которых я когда-либо знал, во всяком случае, тогда.
– Если так, то почему она стала принимать таблетки и злоупотреблять алкоголем?
– Просто выкинь это из головы. Все кончено. Твоей матери нет в живых. Нет нужды поднимать на поверхность то, что произошло почти двадцать лет назад.
– Фрэнк, как ты можешь так говорить? Ты же знаешь, я всю свою жизнь пыталась понять причину ее поведения, я боялась, что однажды стану… – Мне не приходится заканчивать это предложение.
– Ты не повторишь ее путь, Джейд. Она не виновата в том, что стала такой. Просто это оказалось выше ее сил. Она не смогла этого преодолеть.
Мне нужна минута, чтобы переварить его слова.
– Все сказанное тобой нелогично. Я даже не понимаю, что ты пытаешься до меня донести.
– Дорогая, знаю, тебе всегда казалось, что твоей матери плевать на тебя и что она никогда тебя не хотела, но это абсолютно не так. Я говорил тебе это много-много раз.
– Ага. И это ложь. Ты же видел, как она угрожала мне. Она ненавидела меня. И теперь я знаю причину. Я была для нее напоминанием о той ночи.
– Послушай меня. – В его голосе звучит гнев. – Родив тебя, твоя мать рисковала собственной жизнью. Если б она тебя не хотела, то приняла бы его деньги и избавилась от тебя, как он ей и приказал. Но вместо этого она девять месяцев пряталась, чтобы родить тебя. Она хотела тебя больше всего на свете. Она мечтала стать матерью. А они отобрали у нее даже это.
– Кто именно? Мой отец? Кто он? Что ты о нем знаешь?
– Ничего.
– Тебе бы она призналась, Фрэнк. Когда она рассказывала тебе о нападении, то наверняка назвала его имя.
Его снова одолевает приступ кашля.
– Мне нужно попить. Сейчас вернусь.
В горле у меня стоит огромный ком, а уголках глаз скапливаются слезы, но пока я пытаюсь их сдерживать. Фрэнк только что признался, что все эти годы лгал мне. Сколько раз я убегала к нему домой и просила объяснить, почему она так себя ведет, но он ни разу не отвечал мне. Просто молча выслушивал. Он и сейчас ничего толком не говорит. Только добавляет в мои мысли сумятицу.
Фрэнка так долго нет, что мне начинает казаться, что он не вернется. Но потом я слышу, как он поднимает трубку.